Как жаль, что мы, пока ты был с нами, ничего не знали об этих подвигах…
Домой ты вернулся в 1946 году – после войны вы ещё восстанавливали мосты в Европе. Бабушка потом рассказывала, как ты по пути домой заходил к товарищам в соседние деревни. И кто-то прибежал к бабушке во двор и крикнул: «Шурка, мы Сашку твоего видели!» Она побежала по дороге тебе навстречу, молча встретились и пошли домой: ты впереди, бабушка следом. В тот момент и слова были не нужны – главное, вернулся…
В 1947 году родилась моя мама Тамара, потом ещё две дочери. Всего у вас было шесть дочерей и сын. После войны ты работал в колхозе председателем, восстанавливали хозяйство. Когда нужно было создать общий скотный двор, ты первым отдал корову, чтобы показать пример односельчанам. Бабушка плакала, расставаясь с кормилицей, спасшей их от голодной смерти…
Со временем вы построили добротный дом, с большим двором и усадьбой. Он стоял рядом с лесом, и мы, маленькие, всегда ходили туда за ягодами. Летом у вас собиралась вся семья, съезжались дети и внуки. Дружная семья осталась таковой до сих пор: мы все поддерживаем связь, ездим друг к другу в гости.
Внукам ты никогда не говорил про войну. Будучи маленькими, мы интересовались, но ты всегда отвечал: «Об этом в жизни говорить не будем». Знаю, что было тяжело, порой и есть нечего было: если какая лошадь упадёт замертво, из тех, что подводы тягала, то кониной и приходилось питаться. Помню, ты дома на крыльце всегда курил махорку – наверное, фронтовая привычка осталась. А когда тяготили воспоминания, ронял лишь одну строку из песни: «Эх, дороги, пыль да туман…»
В конце 80-х умерла бабушка, ты остался один, но рядом, в этой же деревне, жили дочь и сын со своими семьями. Однажды летом, это был 1997 год, в доме случился пожар и всё сгорело. Когда потом мы приехали помогать разгребать пожарище, ты первым делом пошёл в то место, где в доме хранились награды.